Когда мы разбиваем посуду, то нам не остаётся ничего другого, как, грустно вздыхая, выкинуть её. И даже если она не разлетелась на части, а от неё всего лишь откололся маленький кусочек, у нас по большей части не принято пользоваться битой посудой. Однако в японской культуре есть искусство, добавляющее очарования некогда пострадавшим предметам быта. Этот уникальный способ починки называется кинцуги и обладает собственной философией, которая учит нас важным вещам.
Название искусства 金継ぎ кинцуги дословно переводится как «золотая заплатка». Его также называют 金繕い кинцукурой «золотой ремонт». Это способ реставрации керамических изделий при помощи японского лака уруси с использованием золотого порошка. Некогда разбитую посуду бережно склеивают, выделяя при этом образовавшиеся трещины.
История кинцуги
Самую популярную версию происхождения кинцуги связывают с 8-м сёгуном сёгуната Муромати Асикага Ёсимасой, который правил страной в XV веке. Он повелел китайским мастерам починить разбитую керамическую китайскую чашу, которую те скрепили металлическими скрепами. Будучи не в восторге от их работы, сёгун наказал японским мастерам найти более эстетичный метод ремонта, благодаря которому разбитая посуда стала бы выглядеть как новая или даже лучше. Так и появилось кинцуги.
Эстетика и философия кинцуги
Кинцуги во многом пересекается с японской философией простоты «ваби-саби» и японской чайной церемонии. Посуда с изъянами и потёртостями считается идеалом как раз благодаря своей неидеальности. Так она становится не просто очередной безликой частью сервиза: она уникальна, у неё есть своя история и своя судьба, о которой могут рассказать несовершенства. Ваби-саби — это искусство ценить простоту и неподдельность предметов. Кинцуги же подчёркивает, что сколы и трещины на посуде — это неотъемлемая часть её истории, которая не заслуживает быть забытой, ведь именно она делает её уникальной и единственной в своём роде.
Кинцуги демонстрирует не только то, что изъяны делают вещь уникальной, но и то, как они могут менять её судьбу до неузнаваемости. Так, например, китайские вазы, до реставрации являвшиеся идеалом симметрии, приобретали смелые золотые линии, которые притягивали взгляд своим эстетическим совершенством. Однако несмотря на эти изменения, про кинцуги сложно сказать, что оно «уродует» или «искажает» изначальный смысл предмета, ведь ремонт совершается не только при помощи драгоценного металла, но также с безупречной аккуратностью. Этот процесс реставрации можно назвать преднамеренным вторжением свободной абстракции в предмет, созданный по совершенно другой системе. Подобно толике импровизации в чём-то идеально спланированном.
Бывало и так, что иногда посуда благодаря подобному ремонту наоборот становилась только красивей. Так, например, совершенно невзрачные чаши для чайных церемоний, украшенные потом золотыми росчерками, буквально обретали новую жизнь.
Процесс кинцуги также обладает ещё одним интересным аспектом — благодаря ему смешиваются культуры. Подобным образом реставрировалась не только японская, но также и китайская и корейская посуда. Оттого и получалось, что благодаря кинцуги предметы родом из Китая и Кореи украшались традиционными японскими деталями и навсегда становились частью уже истинно японского искусства.
Кинцуги в наших жизнях
Философию кинцуги можно применить и к человеческой жизни. Конечно, зачастую всем нам хочется быть идеальными во всём, но это невозможно. Кинцуги же учит нас, что изъяны и недостатки — неотъемлемая часть нас, о которой не стоит забывать. Трещины, подчёркнутые золотом и выставленные напоказ, становятся искусством, способным потеснить привычный безукоризненный идеал совершенства.
Так, например, у пакистанской художницы Сары Шакил был интересный проект: вдохновившись кинцуги, на фотографиях она покрывала золотым блеском растяжки на телах женщин. Как ещё одно доказательство того, что несовершенство это не только не стыдно, но и то, чем можно гордиться и в чём можно видеть красоту уникальности.